Персональный сайт

С первого дня больной должен чувствовать, что он не в стороне, не брошенный: психолог будет подбирать напарников в палату, внушать мысль о необходимости работать с первого дня, о том, что он, больной, ничем не отличается от тех, кто уже заканчивает курс лечения. В' этом же центре у нас будут работать кружки по интересам. Огромную роль психологов в реабилитации больных я уже ощутил, сотрудничая с Институтом психологии АН СССР.

Много у нас пациентов с диагнозом — олигофрения. С помощью лечения появляется речь, потребность в общении, труде, и все настолько явно, что я вынужден снимать этот диагноз. Но в решении этой проблемы должны объединиться психологи и психиатры, потому что до сего дня во всем мире не было ни одного снятого диагноза олигофрении.

Как можно считать больного олигофреном, когда у него есть речь, память, когда он воспринимает информацию и связно выражает свои мысли. Как только пропадает дизартрия, появляется нормальная речь, я поражаюсь происходящим с больными изменениям. Но, кроме курса лечения, им необходима и социальная адаптация.

Меня иногда упрекают, что я не даю людям пережевать информацию, что кидаю все новое и новое. Почти то же самое мне сказали и коллеги в ФРГ: мы поняли бы вас, если бы было сказано об одном виде паралича, у вас же лечатся и другие заболевания, на что я ответил — дерево-то одно! Я нашел способ привить дерево, чтобы оно давало полноценные плоды, и теперь пусть оно растет.

Наш синдром занимает, казалось бы, всего 0,5 процента. Легко говорит об этом Минздрав, очень легко.